Уже несколько суток не поступают сигналы с Земли,
два раза на корабле были эти лысые твари, Энни продолжает меня игнорировать, а
дурь кончается. Кажется, я чувствую, как мой головной мозг заменяется
простейшим механизмом... Как-будто от серого вещества остался только мозжечок.
Могу всё свалить на неисправность моего скафандра, что-то с пропорцией газов.
Уверен, что у остальных всё в порядке.
Эту часть корабля чаще всего атакуют, но даже это не
заставляет Её поддержать меня хотя бы хлопком по плечу. А что я такого сделал?
Да, всё-таки сделал.
Мы выходили из театра, были на каком-то халтурном
спектакле про утопический мир, где все друга друга любят. Так любят, что ни
одной постельной сцены, а у главной героини и намёка на грудь не было.
Энни захотелось свежих булочек, за которыми нужно
было ехать на другой конец города. Я предложил альтернативный вариант: пойти ко
мне домой и заказать булочки, но она сказала, что таких свежих, как в её
любимой пекарне, не привезут, и что она пойдёт одна, если я отказываюсь её сопровождать.
Пришлось ехать, хоть и с углём в этом месяце напряжно. На улице ни черта не
было видно, собственно, как всегда, мимо проносились экипажи, порой, казалось,
что не мимо… Но это не важно. Это норма. От фонарей никакого толка, меня пару
раз занесло, что вызывало у моей спутницы смех, за который я был готов её
придушить, но, к сожалению, я испытывал к ней нежные чувства и неподдельное
физическое влечение. Начался дождь.
Я высадил её у пекарни, через две минуты она, вся
такая мокрая и красивая, вместе с ароматными булочками сидела рядом. Я не
удержался и поцеловал её, она ответила. Машинально я полез под юбку, конечно,
почувствовал сопротивление, но остановиться было не в моих силах. Потом мне
стало очень больно, потому, что она проткнула тростью мою ногу, за что получила
по лицу. Когда я мысленно пришёл в себя, мы были у её дома, молчали, тяжело
дыша. Половина лица Энни по цвету напоминала жидкость, сочащуюся из моей ноги.
Она плакала, но лицо её оставалась непроницаемым.
- Я не полечу с тобой в одной группе, – прошептала она
и вышла из автомобиля, так хлопнув дверью, что я на секунду не пожалел, что
ударил её.
Конечно, я пожалел. Это было жестоко. Не советую
никому так делать, потому что внутри становится больнее, чем после удара острием
трости в ногу.
Но, как видите, я и она на корабле. Вместе, но так
далеко друг от друга. Мы дружили с самого первого дня обучения в школе
космонавтики. Отлично ладили, редко ссорились. На одной из вечеринок я
попробовал травку. Травка – одно название, конечно, сплошная синтетика, даже
пахнет резиной. Энни узнала и перестала со мной разговаривать. Наш с ней мир
стал шатким и хрупким, мы, то ссорились, то мирились, потому что после двух
проб этой дряни я уже не мог себе отказать из слабости. Трубка с дурью лежала в
ящике столешницы на кухне. Когда Энни уходила от меня после ужина, я не вставая
с места, тянулся к ящику. Не важно, что мы только помирились и я обещал больше
не курить. Не важно и то, что я провёл целый день на кухне ради перемирия.
Никогда я не готовил такой сочной индейки, даже на день благодарения.
Послышался треск. Нет, это был не треск. Это
противный скрежет заклепанного металла. Я двинулся в сторону соседнего отсека
перекрывать шлюзы, но магниты отказывались действовать из-за какой-то
коричневой слизи на гладкой поверхности всего помещения. Мне стало тяжело дышать,
я начал терять сознание. Далее последовали отрывки реальности, сменяющиеся не
то снами, не то галлюцинациями. Лысые, мой кот с искусственным глазом,
мокрая Энни, капитан Зойчи в спальном мешке, мама, вышедшая из хосписа,
здоровая и красивая, лысые… Мышц я уже не чувствовал целую вечность, глаза
перестали открываться. Кажется в моей руке была сломанная трость Энни, это я
понял, но зато я не понял, что мне отгрызают кисть руки. Эта тварь будто
состояла из той самой коричневой слизи, но я не думаю, что это было так, потому
что слизь так не кусается. Кажется, слизь вообще не кусается.
Меня вырвало. Я затянулся. Не знаю в каком отсеке я
был, и был ли я на своём корабле, но мне захотелось свежих булочек. ГдеЭнни? Не
важно, что передо мной штук двадцать пришельцев, мне срочно нужно найти мою Энни.
Света практически не было, газовые фонарики перегорели. Да, это был наш
корабль. Убогое напоминание былой роскоши. Никакого оружия поблизости, только
эти твари. Всё это время я оставался на одном месте, пробоины залатали, но «гостей» оставили
внутри. Спасибо, капитан Зойчи. Где ты, сукин сын? Удивительно, что я еще дышу
и даже умудряюсь затягиваться, приподнимая купол скафандра. Мне очень везёт, но
я чувствую, что смотреть на двадцать противных подобий лиц, ничего не
предпринимая, опасно. Снова всё помутилось внутри моей черепной коробки, эти
ребята действуют на меня как хорошая доза неогероина. Что-то мне подсказывает,
что в данный момент им не на Землю надо, а просто перекусить моей плотью. Когда
я вспорол одному брюхо, наружу вырвался сноп капель красно-коричневой жидкости.
По плечу похлопала маленькая ручка. Я оглянулся и встретился своими глазами с
бирюзовыми глазами Энни, чуть поодаль виднелась паровая пушка, которую подгонял
всё ближе капитан нашего корабля. Один миг, и вся противная биомасса разлетелась
на мельчайшие капельки. Как ни парадоксально, но это было очень красиво в
тусклом свете оставшихся фонариков.
Выяснилось, что запасных скафандров больше нет, а по
плану мы должны патрулировать орбиту ещё целые сутки. Капитан истекал кровью,
Энни почти исчерпала резервные газы, а про меня можно ничего не говорить, я останусь
в живых, хотя мне этого не очень хочется, возможно, поэтому и останусь.
Я снял с себя скафандр и отдал его Энни. Один
человек сам по себе ничего не значит. Мне хочется значить, но своим героизмом я
ничего никому не докажу. Разве что Ей свои нежные чувства и неподдельное
физическое влечение.
