Ночь

Проснувшись однажды темной ночью, такой темной, что не было уверенности в существовании чего-либо за окном вообще, девушка лет двадцати быстро пересекла комнату, чтобы оказаться как можно ближе к окну. Что это? Звезды? Так много? Такие яркие? Нет, нет, друзья. Нет, товарищи, это не звезды. Это капли дождя на стекле, подсвеченные светом старого фонаря. Можно отходить от окна, ничего интересного.… Но что это? Почему она стоит и не сводит глаз с этих капель, с этих лжезвезд? Все дело в нем. Все дело в нем…

Он ушел рано утром, когда о солнце никто не мог даже вспомнить, потому что все спали. Все крепко спали по той причине, что было 5 утра, была зима, и не было причин не спать. Ни у кого, кроме одного человека. Одного бледного костлявого тела, внутри которого затаилась дикая боль. Тело сидело на коробке рукописей в рваной запятнанной майке. Мышцы прозрачного лица были напряжены, сухие губы прокусаны белыми ровными зубами. Огромные серые глаза, под которыми красовались синяки персикового цвета, были сухи и пусты. Может в них была надежда, но ему это разглядеть не удалось. Он был занят сборами, ему не до нее, она его уже давно не интересовала. Дело не в ней, она мышь, которая позднее заинтересует какого-нибудь меланхолика. Дело в нем, потому что она заинтересовала его на тяжелом этапе жизни. Когда все были против него. Кроме нее. Она никогда не была против, она все делала для него, и его это устраивало. Устраивало до того момента, пока он возвращался к ней регулярно. Ему нравилось приходить и видеть ее в домашнем сарафане в цветочек, с нелепым узлом густой меди. Нравилось, как она встречает его, как заваривает сладкий чай с лимоном. Он знал, что она его любит, но не знал насколько сильно. Вернее он боялся узнать насколько сильно, потому что сам бы так полюбить никогда не смог. Она сидит и смотрит сейчас. Она молчит и ничего не говорит. Нужно было ему уйти по-другому. Нужно было не приходить вечером, но ему так хотелось чая с лимоном, ему так хотелось ее взгляда, ему так ее хотелось. В последний раз. В последний, потому что блондинка с фруктовым вкусом губ в баре дала ему свой адрес. Она сидит и смотрит сейчас. Пускай смотрит. Он ее не любит и не способен полюбить. До свидания. Точнее прощайте.

Так он ушел. Она все смотрела на эти капли. Она вспоминала, как безжалостно захлопнулась железная дверь, как тронулся лифт, как полилась вода. Вода из ее собственных глаз. Как она упала с этой коробки, как подползла к тому месту, где он только что был. Как прислонилась к полу губами и как уснула. Она вспоминала те утренние часы, когда она обшарила каждый метр своей квартиры в поисках его вещей. Хотя бы одной вещи, хотя бы его зажигалки, хотя бы его зубочистки. Ничего не осталось после него, ничего кроме нее самой. Кроме ее любви к нему.

Она смотрит в это окно. Почему она так резко вскочила? Что ее подняло? Что она почувствовала? Человек, который делал ее счастливой, просто приходя к ней каждый вечер, просто улыбавшийся ей, померещился ей снова. Будто он стоит и смотрит в ее окно снаружи. Там.

После прекрасных ночей с фруктовой блондинкой, после сотен таких же ночей с разными женщинами. В ту же непроглядную ночь он стоял напротив ее окна, шел дождь, а он не понимал, как он здесь оказался. Ноги сами принесли его сюда. Он ее не любил. Он скучал. Ему пришлось развернуться и уйти, потому что гордость не позволила бы ему вернуться. Пускай ни одна женщина не полюбит его так же, пускай никто не заварит ему такой же вкусный чай с лимоном. Он уходит. Снова. Дело не в ней, она мышь, которая позднее заинтересует какого-нибудь меланхолика. Дело в нем, он меланхолик, который не сможет сделать ее счастливой. Который позволил семи грехам сожрать его заживо.